Из дневников Варвары Кузнецовой, которая в научных целях пожила на Чукотке несколько лет (1948-1951) среди чукчей, попытавшись интегрироваться в среду. Большую часть времени, она жила и кочевала вместе со стойбищем Тымнэнэнтын-а, который был председателем первого в Чукотском районе колхоза «Тундровик» (достаточно формальный статус, очевидно, для отчетности чиновников перед Москвой). Сперва (недолго) ее воспринимали как гостя, потом, так как ее содержание было мощной тяготой, стали требовать вносить трудовой вклад и чмырить, так как требуемыми навыками она особо не обладала:
…
11 сентября 1948 г. Как я страдаю от вшей и грязи, до крови расчесываю тело.
…
21 сентября 1948. На ужин подали несвежую печенку (понты) и опаленный низ ног. Все в крови, мороженое, желудок оленя мороженый, кушали, макая в нерпичий жир. Уакай эту еду доставала из нерпичьего мешка, руки почти по плечо были в крови.
26 сентября 1948. Мы кушали одни — мороженое мясо и зеленые мороженые листья, перемешанные с нерпичьим жиром. Чай. То, что я дважды в один день ела мороженую пищу, не прошло бесследно.
…
4 января 1949. Утром в пологе докончила свежевание волка. Вскоре ушла за хворостом, мы с Омр[увакот] гаут, Кэун’экай и ребенком пошли в ярангу Уакай — кушать цилкэцил (блюдо из содержимого оленьего желудка).
…
4 октября 1949 г. Чем я заболела? «Ячмень» или рожистое воспаление? Вот ужас. То веко покраснело и вздулось, распухла щека, ударяет в висок
5 октября 1949 г. У меня горе — пропал весь мой дневник за весь летний период. Старик его, видимо, выбросил как тяжелую вещь. В пургу, больная, искала тетрадь в снегу, но безуспешно
6 октября 1949 г. Старик просто несносный, грубый. Несколькими днями позже произошел ужасный факт: Ятгыргын плюнул мне в лицо. Это заключительный номер издевательства надо мной. Выплакала свое горе, обиду, оскорбление. Что делать? За что, во имя чего я так ужасно мучаюсь?
…
10 ноября 1949 г. Мороз, а я в прошлогоднем керкере, без второго — нижнего, в безобразных торбазах. Вторую зиму мерзну. Левая щека в болячках, не пойму, обморозила ли или еще с ярмарки, когда в пути пила много болотной и речной воды. По-видимому, обмен веществ тому причина.
26 ноября 1949 г. Пререм я съела вскоре после ее ухода с жадностью всегда полуголодного человека. Я всегда полуголодная.
…
24 июня 1950 г. Ятгыргын на улице глодал ногу, выбил костный мозг. Съели, так же и я, головной мозг. Обглодала ногу и я, так же Омр[ыятгаргы]н.
…
25 июня 1950 года (фрагмент): «Эттык[ут]гэут и Омрувакатгаут на улице около яранги справа опаливали копыта, шкуру с ног и губы оленя. Страшно хотелось кушать. Омр[увакатгау]т предложила вчерашнюю рилкэрил, но не хотелось этой пищи. Горькая каша вызывала тошноту. Не стала и пробовать. От голода разболелась голова…
…
15 сентября 1950 г. Эттыкутгэут заворчала на Омрувакатгавыт — девушка не столько рубит кости, сколько занимается едой, — огладывает кости, кушает выбитый из костей мозг.
15 сентября 1950 г. За утренним чаем Тымн[энэнты]н сказал мне, что я совсем не думаю и не беспокоюсь, что скоро наступит зима — данные им две шкуры мне на одежду так и лежат никем не обработанные. Я сказала — Раглин’аут не сможет сделать? Хозяйка посмотрела на меня и ответила — конечно, нет, женщина одна, нет женщины-работницы… Я начала счищать мездру шкуры. Жарко, тяжело.
…
26 октября 1950 г. Из полога хозяйка подала мне кусочек рората и кусок летнего мяса, сказав: Правда, скушав это, ты наберешься силы ломать хворост для костра. Что ж сделаешь. Много оплеух и плевков я проглатываю и отупела, стерпелась, смирилась. Ни раздражения, ни обиды. Равнодушие
…
9 ноября 1950 г. Утром жирники погасили — экономят жир. Я осталась одна в пологе, приставила палку, приоткрыв чоургын, шила при бледном дневном свете свою мехов[ую] рубаху. Весь день пробыла в пологе, на улицу не выходила. Мехов[ую] рубаху я почти докончила, остался один ворот. Вечером хозяйка раскроила мои верхн[ие] мехов[ые] штаны. Я начала шить. Я сшила обе штанины своих мехов[ых] брюк, но шкурка маленькая и не хватает на все брюки.
…
20 ноября 1950 г. У меня опять заболели глаза. Просыпаюсь со слипшимися от гноя глазами. Вчера вечером зачесался левый глаз, а сегодня проснулась с гноящимся левым глазом
20 ноября 1950 г. Тымнэны у нас в пологе, на моем месте, в кинмэн, причесывается. Взяла гребень Омр[увакат] гав[ыт], свой утеряла. Раздается постоянный треск. На подносе такая масса вшей, а волосы еще короткие, нет косичек
21 ноября 1950 г. Ужасный мороз сегодня, от холода ломило ноги, руки, все тело. Все вещи — ночной горшок, чайники обжигали, как огнем, морозом. У меня заболели подушечки пальцев рук, как от ожогов. Мороз и вши. В кинмен, в мои ноги каждый вечер складывают одежду молодежи, вшивую, и партиями вши переползают ко мне. Как захожу в полог, в тепло, вши хороводы водят на моем белье, в одежде и обуви. Ноги в кровь расчесаны, сил нет сдержать себя
22 ноября 1950 г. В течение дня, с 2-х ночи, собственно я ничего не ела. Утром за 2-мя чаями по маленькому кусочку мяса, днем ямга р[ылко]рил и больше ничего. Совсем не кушаю жиров. Кожа же я, одни кости, как скелет.
…
28 ноября 1950 г. Я же не спала совсем, всю ночь шила свои верх[ние] мехов[ые] брюки. Все время болят глаза, оба глаза гноятся, покраснели, воспалены. За эту ночь, проведенную без сна, при очень плохом свете, глаза окончательно воспалились, залиты кровью и гноем. Сидела в одном старом худом нижн[ем] кэркэре, т.к. верхний порезала и сделала мехов[ую] нижн[юю] рубаху. В пологе было очень холодно, я вся продрогла
…
2 декабря 1950 г. Для меня это был тяжелый, гнетущий день. Вчерашнее, вечером высказанное недовольство Тымн[энэнты]на, хозяйка возвела в квадрат и сегодня в его отсутствие кричала на меня, как на рабыню или еще хуже, как на скотину. — Иди за хворостом, работай, только кушаешь. Я стала выбивать айкол3 . Этих айкол много, после 4-х или 5 выбитых шкур я остановилась отдохнуть. — Если ленишься выбивать айкол, иди за хворостом, — опять завопила она
…
8 февраля 1951 г. Всю зиму я ношу одну пару торбаз, плохо просыхаемые от постоянного употребления
…
19 февраля 1951 г. Сижу в пологе, а ноги мерзнут как на улице, хотя я уже обула торбаза. Большой палец правой ноги обморожен в январские морозы и первый чувствует холод. Все время прикладываю вату и бинтую, посыпая обмороженное место стрептоцитом. Вата намокает и присыхает, видимо, есть гноевыделение
…
21 февраля 1951 г. Начуги в полог вошел с портфелем, достал тетради, букварь, задачник. Трое из стойб[ища] Гемын занимаются у него — Гемачайвуна, Кергына и Эттын’экай. Дал задание по арифметике. В тетрадях девочек последнее задание было от 30 января 1951. Прошел почти месяц, как ученики и учитель почивали, и видимо лишь известие о приезде контроля из Рыркайпия подхлестнуло учителя.
…
27 февраля 1951 г. После ее ухода я занялась своими зубами, почерневшими от крепкого чая и табака. Зубы чищу редко, уже на исходе зубной порошок, осталось с чайную ложку. Булавкой соскребла с передних зубов черноту
…
1 марта 1951 г. Сегодня сменила свои нижние конагты1 , — лыжные, уже вонючие, заменила другими, также не меховыми
…
4 марта 1951 г. Старик заворчал: «Каждый день едите кемеерын, что будете кушать весной. Не будет ни кемеерын, ни квашеной крови. Много едите. Можно ограничиться и одной ямгар[ылко]ри». Голодная, я перестала кушать зелень. Вскоре перестала и Омр[ывакыт]гав[ыт]. Лишь Омрыят[гыргын] с жадностью поедал зелень.
5 марта 1951 г. Хозяева, как и всегда, кушали хорошие жирные куски, мне — полусырую пленку мяса. Всегда полуголодная, истощенная, исхудавшая, наяву вижу кастрюлю с горячей кашей. Хлеб, картошка, каша, все равно что, лишь бы досыта поесть, не ощущать бы ежедневно полуголода. Моя жизнь у Тымн[энэнты]на хуже блокадного периода в Ленинграде, лишь бомбежек да обстрелов нет, а голод мой мучительнее блокадного
11 марта 1951 г. Возвращусь к себе на родину, приму нормальный образ жизни, отойду, отживу, и постепенно забуду черные стороны моей жизни у чукчей, главное — постоянный голод. Забылся же и сгладился голод Ленинградской блокады. Теперь же мучная каша мне кажется непередаваемо вкусной. Возвращусь домой, буду варить мучную кашу, — говорю я себе. И в блокаду было подобное. Наступит мирное время, все появится, первое, что я буду кушать, это пшенную кашу с маслом и сгущенным молоком.
…
13 марта 1951 г. — От тебя плохо пахнет, — сказала мне Неутына, сидя по другую сторону костра, в метре от меня. С лета я ношу лыжную рубаху, заскорузлую от пота и лоснящуюся от грязи, вонючую.
…
21 апреля 51 г. Тымнэнэнтыну стало хуже, наполовину туловище высунул из полога. Задыхался, стонал. Не узнать было Тымнэнэнтына, похудел, глаза стали стеклянными, без блеска, лицо страшно осунулось. Он заговорил, как в бреду: Меня ждет упряжка оленей, я спешу туда, оставлю вас. Стал просить смерти, чтоб задушили его.
Потом в разговоре с братом он вновь подтвердил свое намерение уйти из жизни. Тымнэлкот съездил за Номгыргыном. Из стойбища Номгыргына, находящегося в 10 километрах, приехали на упряжках Тымнелкот, Номгыргын с женой Элмырультыной, Тынагыргын. Однако выполнить желание Тымнэнэнтына, как того требовал обычай, его родственники не смогли главным образом из-за присутствия посторонних.
…
23 апреля 1951 г. В чоттагене у Чейвыны Каглё рассказывал о поездке Тынеуга в Б[лдьшой]Телек с целью коллективизации. Ныкват ведет антисоветскую агитацию против коллективизации. «Колхозам будет скоро конец, американцы начнут войну с русскими, придут сюда, и замрут колхозы. И учитель Эйневтегын говорил, что колхозы талпын’н’оэ скоро прекратят свое существование. Чукчиколхозники, пойманные русскими, подобны заключенным, мы, единоличники, вольные люди, еще не пойманные русскими, пусть хотя мы останемся вольными. Учитель Эйневтегын осенью с морского берега укочевал в тундру, в Б[лдьшой] с Увалем и до апреля 51 г. не появлялся на Амгуэме, находясь в глубине тундры
. источники: Чукотская экспедиция Варвары Григорьевны Кузнецовой, 1948-1951