Я выросла в Чикаго в годы холодной войны, и родители учили меня чтить наследие моих литовских предков. Мы пели литовские песни и декламировали литовские стихи; после занятий в литовской школе по субботам я ела картофельные оладьи по-литовски. Особенно важной частью нашей семейной истории считался мой дед, Йонас Норейка: он был организатором восстания 1945-46 гг. против Советского Союза, и был казнён. У нас в гостиной висела его фотография в военной форме. Сегодня он герой не только для моей семьи. В его честь названы улицы, есть мемориальная доска и школа его имени. Он награждён орденом Креста Витиса, высшей государственной наградой Литвы, посмертно. В 2020 году моя мать перед смертью попросила меня написать книгу о своём отце. Я с готовностью согласилась. Но, изучая материал, я нашла документ от 1941 года с его подписью, и всё изменилось. История моего деда оказалась гораздо мрачнее, чем мне рассказывали. Я узнала, что человек, которого я считала спасителем, который делал всё что мог для спасения евреев во время Второй мировой войны, на самом деле приказал устроить облаву на евреев в своём районе Литвы и всех их сослать в гетто, где их избивали, морили голодом и убивали. Во время Второй мировой войны погибли более 95% литовских евреев, и многие из них были убиты при активном пособничестве их соседей. Неожиданно оказалось, что я больше совершенно не понимаю, кем был мой дед, чем была Литва и как моя собственная история в это вписывается. Как мне сейчас совместить две реальности? Был ли Йонас Норейка чудовищем, уничтожившим тысячи евреев, или героем, который воевал за спасение своей страны от коммунистов? С этих вопросов начался мой путь, приведший к пониманию, как важна политика памяти и как важно правильное изложение событий, даже если правда лично для тебя горька. Я пришла к выводу, что мой дед был человеком парадоксальным, как и сама Литва – страна, оказавшаяся между нацистской и коммунистической оккупациями, а затем на следующие 50 лет за железным занавесом – полна противоречий. В этом отношении Литва, наверное, похожа на многие другие страны, прожившие 50 лет под советской оккупацией. В те времена правда была глубоко заморожена: литовцам было позволено говорить только о том, как много советских граждан было убито во время войны. Упоминания о жертвах среди евреев стирались оккупантами. Мне хочется думать, что если бы Литва была свободной и независимой страной после Второй мировой войны, она могла бы признать собственную роль в Холокосте. Корректировка исторической памяти оказалась опасным делом. Когда я публично поставила под сомнение официальную историю жизни моего деда, то на меня обрушилась литовская община в Чикаго и жители Литвы. Меня называли агентом российского президента Путина. Власти Литвы по-прежнему уверены, что идентичность их страны зависит от того, чтобы держаться за своих героев, даже если приходится жертвовать правдой. Повороты и зигзаги короткой жизни Йонаса Норейко помогли скрыть плохое, подчеркнув хорошее. И всё же плохого было слишком много. В 1933 году, будучи молодым солдатом литовской армии, он написал книгу «Подними голову, литовец!» — литовский эквивалент «Майн Кампф», в которой разжигалась ненависть к евреям для решения проблем Литвы. В июне 1941 года он возглавил восстание против Советов, в то же самое время сотрудничая с нацистами. В июле приказал уничтожить всех из 2 тысяч евреев в Плунге – в городе, в котором возглавлял восстание. В августе немцы приветствовали его как нового главу Шауляйского уезда, и в том же месяце он подписал приказы, пославшие на смерть тысячи евреев. Под его руководством было убито 8 тысяч евреев. Согласно той версии истории, которую сейчас превозносят литовйцы, моего деда и подобных ему подписывать такие документы заставляли немцы. Но когда я копнула глубже, то выяснилось, что должность главы уезда принесла ему самый лучший дом в районе, около 1000 рейхсмарок в месяц и работу для моей бабушки. На мой взгляд, это больше похоже на искушение, чем на принуждение. Он действительно противостоял нацистам, но не спасая евреев, а пытаясь помешать вербовке в Легион СС. В марте 1943 года его отправили в нацистский концлагерь. В январе 1945 года был освобождён, затем призван в Красную Армию. В конце того же года он начал организовывать восстание против Советов, которые превратились из освободителей Литвы в оккупантов. Советы схватили его в марте следующего года. В феврале 1947 года, в возрасте 36 лет, он был расстрелян. Чтобы превратить пособника нацистов в национального героя, требуется произвести манипуляцию из четырёх шагов. Первый шаг: переложить всю вину на нацистов, хотя мой дед, как и многие литовцы, охотно участвовал в уничтожении евреев. Второй шаг: превратить его в жертву с помощью вопроса, как убийцу евреев могли отправить в нацистский концлагерь. Третий шаг: дискредитировать все другие версии, заклеймив их как коммунистическую пропаганду, распространяемую врагами государства. И заключительный шаг – это отказываться признать, что две, казалось бы, противоречивые истины могут сосуществовать друг с другом: Норейка храбро сражался против коммунистов и позорно участвовал в убийстве евреев. После 20 лет изучения его жизни, я осмелилась назвать своего деда нацистом, хоть он официально и не состоял в нацистской партии. Он сотрудничал с нацистами, действовал так же, как они, они ему платили, он ненавидел евреев так же, как они, и, так же как они, содействовал пыткам и убийствам. Может быть, литовские власти активно скрывают правду, потому что это заставит их страну выглядеть некрасиво? Или они искренни в отрицании демократии, слишком хрупкой, чтобы прямо взглянуть в лицо собственной истории? К сожалению, дело не только в моём деде. Он всего лишь микрокосм всей национальной истории, и эта национальная история эхом отзывается по всей Восточной Европе. Прошло время, и это создало пространство, чтобы говорить о правде, но и увеличило настоятельную необходимость сказать её, прежде чем исчезнут оставшиеся воспоминания и уйдёт ещё одно поколение. Анализ мрачного прошлого всегда приносит боль. Но мы никогда не достигнем ясности и исцеления, если будем основывать свою историю на лжи. Хотя будущие поколения могут и не знать всех подробностей, они всё равно будут испытывать душевную боль, переходящую от родителям к детям и внукам. Я примирилась с моим дедом. Я поклялась раскрыть его преступления, засвидетельствовав правду, и поклялась попытаться исправить память о Холокосте в Литве, хотя бы отчасти – попросив отменить пожалованные ему почести. Это может способствовать примирению между литовцами и евреями, поскольку мы будем помнить, что произошло и извлечём из этого урок, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Может быть, признание этой правды позволит литовцам иметь более здоровую национальную идентичность и гордиться нашей поэзией, нашим языком, нашей национальной кухней – но не нашим тёмным прошлым.
Один комментарий
Комментарии закрыты.
В этом отношении Литва, наверное, похожа на многие другие страны, прожившие 50 лет под советской оккупацией. В те времена правда была глубоко заморожена: литовцам было позволено говорить только о том, как много советских граждан было убито во время войны. Упоминания о жертвах среди евреев стирались оккупантами. Мне хочется думать, что если бы Литва была свободной и независимой страной после Второй мировой войны, она могла бы признать собственную роль в Холокосте.
в голове у девушки полный бардак
«оккупанты» ее оберегали от позора , а она их в этом обвиняет 🙂