Храм Святых равноапостольных Константина и Елены — главная достопримечательность Константиновки. Как и сам настоятель — иеромонах Дионисий, с которым я мечтала познакомиться много лет. «Наш Отец Дионисий — личность легендарная, — говорят в селе. — На пике адвокатской карьеры он бросил все, решив кардинально изменить судьбу и посвятить себя служению Богу и людям. Это один из немногих священников в России, кто занимался экзорцизмом. Лечить душу и изгонять бесов сюда приезжали люди со всего Дальнего Востока». Две жизненных истории — храма и его настоятеля — крепко переплелись воедино.ТекстФото 3

Фото: Владимир Воропаев1/3

Мы издали любовались величественным строением в старорусском новгородском стиле. Осенью 1998‑го, когда отец Дионисий приехал в Константиновку, здесь был лишь фундамент. Только спустя семь лет строительство прихода на его историческом месте возобновилось. «Как‑то само по себе все произошло: один раз пожертвовали кирпич, потом второй, третий… А потом помощь стала поступать со всех уголков страны и даже из‑за границы. Это и есть самое настоящее чудо», — светло улыбается батюшка, не находя рационального объяснения тому, как смогли возвести один из самых красивых храмов в Приамурье. О загадках души, «диванной психологии», пороках и истинном покаянии мы откровенно побеседовали со священником.

«Не человек для субботы, а суббота для человека»

Посещение храма не было в наших планах — мы приехали в Константиновку по другому вопросу. И очень обрадовались, когда отец Дионисий не отказал нам во встрече. Хотя для него это было нелегко — еще не вполне оправился после перенесенной коронавирусной инфекции. Месяц провел в госпитале в Благовещенске, потом была реабилитация в «Васильке».

«А зарядку дыхательную делаете?» — поинтересовалась я. «Стараюсь, — отвечал на мои вопросы батюшка, открывая высокие двери. — У меня поражение легких было сначала 10 процентов, потом двадцать, и так по нарастающей. На аппарате не лежал, но тяжеловато было. Мы почти одновременно заболели с монахиней матушкой Нонной. Ничего, выдержали с Божией помощью».

«Душе действительно станет лучше, если мы будем бороться со злостью, разочарованием, искушениями», — говорит священник.

Кто‑то мне рассказывал, что константиновский приход единственный, где людям бесплатно дают свечи, если у них нет денег. «Это преувеличение. Любой священник, мне кажется, если к нему обратиться, поможет. Вы присаживайтесь, голубушка, устали, видимо, много ходили», — отец Дионисий заботливо кивнул в сторону лавочки, словно почувствовав мою боль в колене.

Мне было неловко, и я призналась, что из‑за травмы теперь редко стала посещать воскресные службы. Вот в католических храмах есть скамейки и прихожане сидят, а в православии всю службу всем надо обязательно выстоять.

— Почему так решили? Господь сказал: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Это означает, что не мы должны подстраиваться под какие‑то обстоятельства, а условия — под нас, если это вредит здоровью. Выстоять службу надо, если человек здоров. А если ему плохо, конечно, можно присесть. У нас некоторые больные вообще сидят всю службу. Ничего тут такого страшного нет. Вот у священника так не получится — сама служба несовместима с сидением, а мирянам можно.

Стеснялся с клиентов брать деньги

Сам отец Дионисий, хотя был еще слаб после ковида, за время нашего долгого разговора ни разу не присел. Я давно была наслышана об этом человеке от тех, кто хорошо знал Владимира Ивановича Колесникова еще в миру, когда он был далек от православия.

«Мы познакомились, когда я еще секретарем в суд пришла работать, а он был адвокатом. Всегда такой обходительный в общении. Он стеснялся с клиентов деньги брать — ему было неловко. Бросающаяся в глаза доброта», — рассказывала одна из судей в отставке, теперь ставшая его прихожанкой. На исповедь к отцу Дионисию люди приезжают не только из Благовещенска, но даже из Владивостока, где он получал высшее образование и начинал юридическую карьеру. Следователь в морской транспортной прокуратуре, успешная карьера адвоката… Что могло привести человека к вере и заставить резко изменить жизнь? Этим вопросом многие задаются по сей день.

8

лет отец Дионисий занимался экзорцизмом. Изгнание нечистых духов — дело нелегкое и опасное

Одни рассказывают, что после крещения, когда еще был адвокатом, Колесников вместе с приятелем ездил за советом к какому‑то старцу в Псковскую область. И когда они зашли в келью, тот сказал приятелю: «Ты в миру должен жить». А посмотрев на Владимира Ивановича, заметил: «А ты должен стать священником». На его вопрос: «Когда?» — старец ответил: «Вчера».

Другие утверждают, что на решение принять постриг и одеть рясу повлияла смерть матери. Но больше тех, кто уверен, что толчком кардинально изменить жизнь были именно противоречивые 90‑е, и муки совести от того, что адвокату приходилось нередко защищать тех, кто сильно грешен: подонков и убийц. Священник слушал меня улыбаясь, а потом привел пример:

— Как‑то ко мне подошел мальчик один и говорит: «Я знаю, как вы стали священником». — «Как стал?» — «Вас привязали к столбу ваши подзащитные и пытали…» — «Это кто тебе такое рассказал, — спрашиваю. — Мама с папой?» — «Нет, бабушка». Версий много очень…

— И какая из них ближе всего к реальности?

— Так по полочкам все не разложишь, но одним из многих факторов была смерть мамы, — отец Дионисий сделал упор на слове «многих» и, помолчав, добавил: — Произошли перемены в душе. Если поверишь в Бога, тут уже ни на что не смотришь — ни на успех, ни на карьеру, ни на деньги…

«Молитесь, исповедуйтесь и причащайтесь — вот лечение!»

У отца Дионисия — редчайший духовный опыт. Он много лет занимался экзорцизмом,  проводил службы, связанные с духовным исцелением — их еще называют отчиткой. Это дозволяется далеко не каждому священнику. Он был единственным, кто по благословению правящего архиерея проводил службы, связанные с изгнанием бесов. И занимался этим больше восьми лет. Я призналась, что всегда хотела увидеть такое своими глазами. 

— Зрелище не из приятных. К тому же это небезопасно, — возразил священник. — Одни дико кричат нечеловеческими голосами, руками машут, совершают неконтролируемые телодвижения, кто‑то смеется безудержно. Начинаешь отчитку, и некоторые видят, будто бы из них выползают черви и змеи. Причем видно, что эти люди не психически больные. Было такое, что в обмороки падали. Чего только не насмотрелись во время таких служб.

— И это реально помогало людям?

— Не всем, но некоторым помогало.

— Почему же тогда вы больше не проводите такие отчитки?

— Потому что, голубушка, это очень тяжело. Тут, видите, все не расскажешь. Как говорил приснопамятный Иван Крестьянкин, об этом лучше умолчим. Изгнание нечистых духов — дело нелегкое и опасное. Поэтому за отчитку берутся только по послушанию. Я не сам к этому пришел. Меня поставил владыка Гавриил. Почему выбор пал именно на меня, это уже у него надо было спрашивать. Однажды позвал и сказал: «Будешь этим заниматься».

«Если поверишь в Бога, уже не смотришь ни на успех, ни на карьеру, ни на деньги».

— То есть это был ваш крест?

— Да. Это было мое послушание. Покуда были силы, исполнял его. Потом сам попросил благословение, чтобы владыка Лукиан освободил меня от этого.

— Куда же теперь православным людям обращаться с такими проблемами?

— Людям надо обращаться прежде всего к Богу и стараться исправить свою жизнь. Покаянием, постоянным посещением храма, молитвой, постом. Только такой путь. А экзорцистов всего несколько человек по России. Отец Герман Чесноков в Троице-Сергиевой лавре, который много лет этим занимался, недавно умер. На Кузбассе отец Василий отчитки проводит, больше никого не знаю. Если даже человек находит у себя отдельные проявления одержимости, — это еще не повод идти на отчитку.

— А что это за признаки такие?

— Появляется чувство необъяснимой тоски на сердце, уныние, апатия, нежелание ничего делать. Боли в сердце без установленной кардиопатологии. Чувство постоянной злобы, раздражения. У кого‑то может быть повышенная температура тела годами, хотя диагноз не определяется. При этом отвращение ко всему духовному, связанному с церковью, когда человек заходит в храм и ему хочется опрометью бежать оттуда. Он на дух не выносит запаха ладана, испытывает в храме необъяснимый страх, тошноту. Но отдельные проявления — еще не одержимость. Когда все они проявляются в комплексе и при этом мешают человеку жить, порой наталкивая на мысль о самоубийстве, или, как люди рассказывали, они начинают слышать, будто внутри них кто‑то разговаривает, тогда уже в той или иной степени вероятности можно говорить об одержимости. Не стоит надеяться, что можно жить бездуховно, грешить сколько угодно, а если вдруг тебя начнут мучить нечистые силы, то можно сходить на отчитку и исцелиться. Эти службы — не панацея. Как говорил Господь, сей род лукавый изгоняется постом и молитвой. Исповедуйтесь и причащайтесь. Вот оно — лечение!

ОБ ИСТИННОЙ ВЕРЕ, НЕЧИСТОЙ СИЛЕ И МИСТИКЕ ГОГОЛЯ

В интернете и соцсетях множество сайтов, блогов и разных каналов, где глубоко обсуждаются темы психологического и эмоционального здоровья, как на него могут влиять высокие и низкие вибрации. Некоторые «гуру» из области биоэнергетики призывают реже ходить в храмы, где якобы имеется «скопление отрицательной энергии». Ведь люди приходят туда со своими горестями и просьбами, чтобы помолиться перед иконами и попросить помощи у Бога.

Полюсы веры и неверия

А еще пугают тем, что «в храмах имеются порталы в нижний мир». Вот, мол, и великий русский писатель Гоголь считал церковь пристанищем нечистой силы. Поэтому‑то в одном из его мистических произведений «Вий» разная нечисть появляется именно в деревенской церквушке. Пока я озвучивала эти крамольные для любого православного мысли, отец Дионисий слушал меня, не перебивая, — внимательно и совершенно спокойно.

— Вы же знаете, что Гоголь был малоросс, родом с Украины, а там много всего намешано: и вера, и суеверия, и колдовство, и ведьмаки… Это не есть хорошо. И светлое, и темное — все намешано. И такое именно на Украине, а Николай Васильевич — выразитель менталитета своего малороссийского народа. Может быть, поэтому и создал такие произведения. Сам он был человеком набожным, высмеивая чертей, всегда хранил веру в Бога, — отец Дионисий вздохнул, помолчал и продолжил свои рассуждения: — Оставим символизм в стороне. Вы помните, какими эпитетами классик в своем произведении «Вий» описывал церковь? Я напомню: «деревянная, почерневшая, убранная зеленым мохом…» Она «уныло стояла почти на краю села. Заметно было, что в ней давно уже не отправлялось никакого служения». Это говорит о том, что люди в эту церковь попросту не ходили, там не было никаких служб. Немудрено, что церковь ту попрали бесы, нечисть разная. Если Гоголь на что‑то и намекал, то, скорее всего, только на это. Если уж Наталья Варлей раскаивается о том, что она снималась в фильме «Вий» в роли панночки, трудно судить, что происходило в душе Гоголя. Но хоронили его по православным традициям с его волеизъявления. Он умер в глубоком покаянии, примирившись с Богом. Это, наверное, самый верующий из всех великих русских писателей и поэтов. Если поставить в ряд Пушкина, Лермонтова, Толстого, Некрасова, Достоевского, то Гоголь среди них первенствует как православный воцерковленный человек. Он даже впереди Достоевского, хотя философия Федора Михайловича перекликалась где‑то с богословием. Известно, что большую часть ночей перед смертью Гоголь проводил без сна и в молитве.

«Если уж Наталья Варлей раскаивается о том, что она снималась в фильме «Вий» в роли панночки, трудно судить, что происходило в душе Гоголя. Но хоронили его по православным традициям с его волеизъявления. Он умер в глубоком покаянии, примирившись с Богом».

Мы разговаривали со священником о том, что есть два полюса — веры и неверия, разделенные полем, которое человек может проходить за свою жизнь в оба конца. Что сегодня все больше людей становятся рабами психологии и просто помешаны на своем самочувствии. Они увлечены собой: анализируют, классифицируют и ставят диагнозы каждому аспекту своего «я».

— Вот вы когда в последний раз слышали, чтобы кто‑то всерьез тревожился о состоянии своей души? А когда внимательно выслушивали жалобы подруги или коллеги на какие‑то психологические или эмоциональные проблемы? Чувствуете разницу? Я ни в коем случае не против тех усилий, которые предпринимаются для облегчения душевных недугов. Но ценой такого облегчения не должны становиться сами наши души, — со словами священника трудно было не согласиться.

Спасители брошенных животных

Мы вышли из храма. «Кисулечка. Моя ты маленькая, — батюшка наклонился к пушистику комочку, который мы не сразу заметили на белом снегу. — Это кошечка, очень ласковая. У нас их четырнадцать. Всех не упомнишь, поэтому имена мы не даем. Я их ласково называю — кого Киса, кого Кисуля или Ребята зову».

Православный храм в Константиновке с его благостной энергией добра давно стал прибежищем для брошенных сельских котиков и собак.

— Многие приползали сюда еле‑еле живые, болезненные. Люди выбрасывали их, как и эту вот кошечку, — рассказывал отец Дионисий, поглаживая рукой мягкую шерстку. — Мы их ставим на ноги, и они потом живут еще долго. А когда я выходил к вам, видели на веранде кот здоровенный сидел? Тоже приполз сюда умирать — живой скелет, облезлый, без шерсти и уже в агонии был. Матушка Нонна сказала: «Скоро умрет, не ходите, не смотрите». Мы его выходили! Вон сейчас какой богатырь. Корм и внимание. У нас тут еще рыжая собачка есть, она берет его зубами и за шкирку таскает. Он об нее трется. Это игры у них такие. Иногда смотрю и думаю: надо кого‑то попросить, чтобы запечатлели их нежную дружбу. Очень интересно. Сам я не сфотографирую. Да и телефон у меня самый простой.

Глаза священника светились добром. Мы вместе направились к деревянному строению, где располагается трапезная.

— Вы у нас летом ни разу не были? Летом особенно красиво. Кругом газонная травка, цветов много. Все благоухает. Раньше почти на гектар засаживали три огорода. Но сейчас некому посадками заниматься. Из пяти монахинь осталась одна матушка Нонна, — батюшка остановился и вытянул руку. — Вот там у нас банька. Раньше, когда здоровый был, раз в неделю парился обязательно, а сейчас — по самочувствию. А вот с этого места лучше всего вид на храм.

«Душа — это наша жизнь. Она нематериальна и в то же время заполняет все наше существо».

Мы встали на крыльцо трапезной и долго любовались красотой храма в лучах солнечного заката.

— А у вас есть мечта? — поинтересовалась я у отца Дионисия.

— Чтобы в соседней Крестовоздвиженке храм построили. Там уже заложен фундамент, дай бог, чтобы это осуществилось. Он будет поменьше, чем этот, но тоже красивый. Такая у меня мечта. А еще хочу служить здесь до самых последних дней своих. Дай бог, чтобы так было…

У самых ворот

«Осторожно, здесь с крыши накапало — сплошной лед, да еще его снежком припорошило», — заботливо поддержал меня отец Дионисий, когда я поскользнулась. Поворачиваю голову и не могу отвести глаз — в темных стеклах окон с белыми ставнями отражение золотых куполов. На фоне белого снега храм смотрелся особенно торжественно и величественно.

«В городе такого чистого снега не увидишь», — заметил отец Дионисий, в очередной раз угадывая мои мысли. Священник проводил нас до самых церковных кованых ворот, где мы все никак не могли распрощаться. Разговаривали о красоте родной природы, батюшка напомнил слова одной старой песни:

— «Широко Приамурье родное. В нем уместится несколько стран…» Ее исполнял когда‑то амурский народный хор. Автор музыки, кажется, Лошманов. Не могу нигде слов найти. У нас была матушка Ефросинья, она умерла в 2016 году. Так вот, она любила песню о Благовещенске. «Не велик и не высок… пограничный городок», — отец Дионисий пытался напеть, но память подвела, — сколько ищу, но нигде не могу найти текст — даже в интернете. Такая душевная песня, жалею, что слова не записал.

Мы попрощались и молча пошли к машине. Чистый белый снег хрустел под ногами… И на душе было чисто и светло от общения с таким светлым человеком.