Майкл Норман Мэнли (1924-1997), премьер-министр Ямайки в 1972-1980 и 1989-1992 годах, основатель ямайской модели шведского социализма (70-е – середина 90-х) так объяснил кубинский феномен: Гавана не стала копировать номенклатурный социализм наподобие советского. Руководство страны и компартии не было «отгорожено» другим качеством и образом жизни от преобладающей части населения. Любой начальник сверху донизу был обязан три месяца в году отработать на стройках, в сельхозпредприятиях, больницах и т.п. (как было в Албании, КНР и поныне принято во Вьетнаме, КНДР, Лаосе – А.Б.). А «взамен советской принудительной коллективизации в сельском хозяйстве был выбран кооперативный вариант, наподобие сельхозпредприятий в Югославии, Польше, Венгрии социалистического периода. Мелкий бизнес тоже не подвергся обобществлению».
Кубинский вариант социализма активно подпитывался, по мнению Мэнли (и многих других политических деятелей, экспертов), «давней настроенностью подавляющего большинства кубинцев против неоколониализма США, всё сильнее осознававших, что выстоять они смогут в рамках жесткой однопартийной системы и при неизбежных лишениях в пользу укрепления обороноспособности».
Эта оценка перекликается с высказыванием Эрнесту Че Гевары в интервью американскому журналу Look в июле 1960-го: «Фидель — не коммунист, и наша революция исключительно кубинская, а точнее – латиноамериканская. В политическом плане можно было бы квалифицировать Фиделя и наше движение народно-революционным или революционно-националистическим».
Среди недостатков, точнее – разрушающих факторов советской модели кубинские власти и эксперты выделяли, прежде всего, растущую бюрократизацию, тенденцию всё большего отрыва политической элиты от народа. Поэтому компартия Кубы формировалась с 1959 года в идейном и практическом «отдалении» от означенных изъянов и была повторно (после 1925 г.) провозглашена в 1965-м. А в её ЦК, в отличие от советского, было считаное число отделов. При этом кубинское руководство ставило перед партией задачу не ежесуточного управления всем и вся в экономике и общественной жизни, как это было в СССР и Китае, а обеспечения грамотного политического руководства и компетентности в разработке и принятии решений.
“На Кубе критиковали горбачевскую перестройку, но без широкой огласки, чтобы не вызвать резкого разрыва взаимоотношений, как между СССР и Албанией в 1961-м”
По оценке российского латиноамериканиста Елены Баженовой, в отличие от кубинской модели, в СССР с Хрущева за основной ориентир был взят американский потребительский стандарт качества и уровня жизни. О чем заявляло не только центральное руководство, и это во многом способствовало перерождению социалистического строя в СССР вследствие стремления побыстрее достичь и даже обогнать заокеанский стандарт при пренебрежении идеологическим воспитанием общества. Таким образом власть способствовала замене идеалов социализма потребительским стяжательством.
Ввод советских войск в Чехословакию и горбачевскую перестройку, особенно её политический сегмент, власти Кубы критиковали, но аккуратно и без широкой огласки, чтобы не вызвать столь же быстрого разрыва взаимоотношений, как между СССР и Албанией в 1961-м из-за антисталинской истерии хрущевцев («Как Куба защищала Чехословакию», «ВПК» №32, 2018). Строптивость Гаваны проявилась и в том, что в 1973-м она, уведомив Москву, была готова представить политическое убежище президенту Чили Сальвадору Альенде, а в 1983-м – премьеру соседней Гренады Морису Бишопу – в канун проамериканского переворота в Чили и интервенции США на Гренаду. Но в Кремле решили не раздражать лишний раз Белый дом, и эти деятели погибли.
Между тем, в Москве планировали в конце 60-х – начале 70-х полностью привязать кубинскую сахарную отрасль к СССР. В журнале «Латинская Америка» (№3, 1973) были опубликованы тезисы советского проекта о ликвидации (большей части или даже всех) посевов сахарной свеклы на Украине в пользу тростника с Острова Свободы и о переоснащении большинства сахарных заводов УССР под кубинский сырец. Политический акцент такого проекта очевиден, к тому же вторым крупным импортером кубинского сырца с конца 60-х был конфликтующий с Советским Союзом Китай. Но «вдруг» стало возражать руководство Украинской ССР, а Гавана известила Госснаб СССР, что не планирует поставлять сахарный тростник и его полуфабрикаты только в СССР.
Сворачивание Москвой дотационных торгово-хозяйственных отношений с Гаваной после 1986-го кубинские власти частично компенсировали активным развитием экономических связей с КНР, Испанией, Мексикой, Аргентиной, Бразилией, Венесуэлой. Кстати, не только преференции при товарообмене, но и льготные кредиты Куба получала от Буэнос-Айреса в последние годы президентства генерала Хуана Доминго Перона и его супруги Исабель Перон (1973-76), от Мадрида с конца 60-х, т.е. в период генералиссимуса Франко (правившего с 1939-го по 1975-й), – согласно проекту «Иберийского сообщества». Испания и Аргентина, судя по их современным экономическим взаимоотношениям с Кубой, остались, скажем так, частично верны политике Франко и Перона в отношении Гаваны.
Что же касается политики США, многие американские СМИ в 70-х–80-х отмечали, что в Вашингтоне более важным считают сохранение военной базы в Гуантанамо (что, в свою очередь, поддерживалось Москвой как рычаг воздействия на Гавану) и политический отрыв Кубы от СССР, обозначившийся с 1988 года. Поэтому отсыл братьями Кастро, с подачи Кремля, сталиниста Че Гевары, в боливийскую сельву и его гибель там были восприняты в США, судя по комментариям, как «страховка» Гаваны от крена в пользу воинствующего антиамериканизма, а Москвы – от поддержки Кубы в случае провоцирования ею прямого конфликта с США («Клятва наперекор Москве», «ВПК» №29, 2018).
Что же, база США в Гуантанамо поныне на Кубе, причем Гавана со времени гибели Че не выносит вопрос об этом для дискуссий на Генассамблее или в Совбезе ООН. Резолюции ООН 2000-х по небезызвестной тюрьме ЦРУ в том же районе, инциируемые или поддерживаемые Кубой, никак не касаются статуса той же базы или незаконности оккупации данного района.
Вдобавок Куба с начала 1980-х свела к минимуму, а то и вообще прекратила помощь марксистским повстанческим организациям в регионе. Это вполне можно считать сигналом о готовности Гаваны к диалогу с Вашингтоном. Что, естественно, было использовано при восстановлении американо-кубинских дипотношений и прямых экономических связей в 2015-2017 годах. Причем это происходило синхронно с развитием рыночных механизмов китайского и вьетнамского образцов в кубинской экономике, стартовавших на острове на рубеже 80-х–90-х. Кстати, КНР, издавна оказывающая Кубе финансово-экономическую помощь, а также Испания, Мексика, большинство стран Южной Америки – главные внешнеторговые партнеры Кубы с начала 1990-х.
Совокупность упомянутых факторов предопределила и поныне предопределяет живучесть кубинской модели социализма. Ее не поколебал распад СССР, несмотря на известные социально-экономические издержки для Кубы этого события – величашей геополитической катастрофы XX века, согласно оценке Владимира Путина.
Алексей БАЛИЕВ, политолог