Newspaper (Булочников)

Начало.

В начале 90х гг мы были свято убеждены в том, что Немецкая Медицина – это нечто волшебное и непревзойденное. Ситуация усугублялась тем, что я сама работала в медицине, я была студенткой 4го курса мединститута и работала медсестрой в больнице. Мы в конце 80х еще кипятили стеклянные шприцы. И вот нам стали поступать с Благословенного Запада одноразовые системы, одноразовые шприцы, иголки баттерфляй и все вот это. Бывали даже неприятные ситуации, когда мы не могли разобраться, что там куда вкручивается – но в любом случае, это казалось волшебством. Посылки из Светлого Будущего, о котором мы так тщетно и долго мечтали. Ну а еще больше было рассказов о том, как замечательно лечат там, на Западе, какие там подкованные врачи и какая великолепная техника – не то, что мы, отсталые двоечники. Впрочем, рассказы слышали все, и уже тогда началась эта мода собирать деньги на лечение безнадежных больных в Германии.
За прошедшие почти тридцать лет эта вера в Немецкую Медицину разве что только укрепилась, и немало «предприимчивых людей» сделали бизнес на этой вере, сдирая с больных бешеные деньги за поездку в Страну Обетованной Медицины. То, что эти поездки далеко не всегда кому-то помогают, обычно не доходит до широкой публики, и вера в благословенную Европу не слабеет.
Поэтому думаю, что будет полезно рассказать о том, как реально работает эта самая «медицина будущего».

Когда я приехала в Германию, с медициной пришлось столкнуться практически сразу же. Практически здоровый человек может изредка ходить к врачам и считать, что все нормально; но у нас был больной ребенок, как-то ему не везло, и болячки преследовали малыша с первого года жизни. Но до шести месяцев ребенок жил в России, получал материнскую грудь, и в общем, в этих условиях все было нормально. А тут переезд в чужую страну, по пути от ужасов и переживаний (битва в посольстве, четыре дня в поезде) у меня совершенно закончилось молоко – оставались какие-то капли, то есть малыша пришлось перевести на бутылочку, и вот с этого момента начинаются жуткие проблемы.

Но ничего страшного! Мы же в стране Волшебной Медицины! Нам помогут.

Честно говоря, сама по себе система детской профилактической медицины в Германии сразу вызвала у меня удивление.
В Советском Союзе (и даже после его уничтожения) все это было организовано так:
— После рождения ребенка на дом являлась сначала детская медсестра, осматривала условия содержания, давала советы и указания. Затем приходил детский врач и проводил профилактическое обследование на дому.
— Визиты медсестры следовали и дальше регулярно, кажется, до трех месяцев, а врача – только по необходимости, однако необходимо было показывать ребенка в детской поликлинике раз в месяц. При малейшем подозрении на не совсем прекрасное развитие (то есть почти для всех) назначались физиопроцедуры, лечебная гимнастика и массаж, ребенок направлялся к врачам-специалистам, которые сидели тут же в поликлинике и были легко доступны.
Например, мой сын долго не хотел фокусировать взгляд. Ну как долго? Задержка на месяц. Нас обследовал сразу же глазной врач, установив, что зрение в порядке, и невролог. Но кроме незрелости нервной системы, патологий обнаружено не было. Однако это уже говорит о том, что врачи были крайне внимательны к каждому ребенку. Каждому рекомендовали гимнастику, массаж, кварц для профилактики рахита.
А что в Германии? Там система профилактических обследований детей существует, но на протяжении 1-го года жизни их осматривают всего 4 раза, 2 из которых – еще в роддоме.

О прививках. Как студентка-медик я, разумеется, знала, что существуют медотводы, и понимала, что мой ребенок под них как раз и попадает. Он болел с 7 месяцев почти постоянно, у него были выявлены, кроме того, сильнейший нейродермит и астма. Однако врачи совершенно без обследований, без взятия анализа крови, без какой-либо задней мысли кололи ему прививки, а я доверяла – ведь это Немецкая Медицина, а я училась в каком-то совковом вузе. Результат? Нет, я не антипрививочник и не верю в «аутизм от прививок»; все гораздо банальнее: после каждой прививки малыш развивал высоченную температуру, получал температурные судороги, и его увозили на скорой, потому что судороги – это сами понимаете. Каждый раз ЭЭГ не выявляла эпилепсии, но обследовать было надо. Но однако, каждый раз следующий врач, несмотря на предупреждение о температуре и судорогах, совершенно спокойно назначал нам опять прививки.
Однако это были еще цветочки. Мелочи жизни, так сказать.

По приезду в Германию нам посоветовали сразу «опытнейшего детского врача», и мы отправились к ней – это была бабушка лет семидесяти. Осмотрев ребенка, она назначила мазь от нейродермита, об этой мази нам придется вспомнить еще раз. Сначала я расскажу, почему мы пробыли у этой врачихи всего три месяца – а потом нужно было ее срочно сменить.

Через некоторое время малыша начало рвать после еды. Пил он почти исключительно молоко (и к этому мы позже тоже вернемся), и через пару часов его рвало со страшной силой. Разумеется, я сразу же, после первого же эпизода отправилась к «опытнейшему врачу».
— Вы его неправильно держите после еды! – жизнерадостно заявила она, даже не пощупав ребенку живот.
Я стала держать после еды на руках вертикально, но малыша рвало все равно. Началось что-то страшное – он стал терять в весе, после рвоты был белый и вялый. Походы к врачу ничего не давали. Осматривала она его так: положит на стол и прослушает небрежно, и даже не снимала памперса. Я предложила его все-таки снять, но бабушка отреагировала странно, как будто осмотреть ребенка голышом ей неприятно – прямо порнография.
— Да не надо, зачем! И так все понятно.

В моей памяти еще были живы воспоминания, как преподавательница детских болезней орала на меня минут десять меня перед всей группой… за то, что осматривая мальчика 13 лет, я не сняла с него трусики (мне самой, для уточнения, было 19, и я простите, банально постеснялась). А у него была патология как раз в этой области, и я ее не разглядела! Нет, методы преподавания у нас, конечно, были не слишком морально щадящие, но зато я на всю жизнь запомнила, что больного нужно осматривать ЦЕЛИКОМ. Но то, что верно для советской студентки – может быть и не верно для «опытнейшего немецкого врача»?

Увы. Наша преподавательница оказалась права – не по форме, а по сути.
В один непрекрасный вечер я нащупала у сынишки в паху грыжу. И наконец-то мне стала понятна причина всего этого кошмара. И похоже, что грыжа уже была ущемлена… Мы немедленно собрались и поехали в больницу. В больнице врач долго и без обезболивания пытался вправить грыжу, ребенок орал, сказали, что нужна срочная операция – но у них нет анестезиологов для десятимесячного ребенка такого маленького веса (он, напоминаю, сбавил в весе за время болезни, да и раньше не был богатырем). Мы сели опять же на свою машину (а вы думали, вас повезут тут на какой-то суперпуперкарете с оборудованием?! Ребенка с ущемленной грыжей?)  и поехали в более крупный город, за 60 км. Если бы машины у нас не было, пришлось бы ехать на общественном транспорте, так как такси на такое расстояние нереально. Там анестезиолог нашелся, грыжу вправили (опять без обезболивания, опять фактически пытка для младенца). Через пару дней прооперировали.

Если бы мы уже были как-то социализированы, я подала бы в суд на врачиху, которая даже памперс не удосужилась снять, не то, что обнаружить грыжу (сама я ни разу не видела таких грыж, да и в институте еще 2 года должна была учиться). Но думаю, что денег у врачихи более, чем достаточно, так что вреда бы это ей не принесло. Однако мы могли бы отсудить немножко денег.
Но тогда мы ничего не знали, ни в чем не разбирались и «были благодарны». Так что мы просто сменили врача.

Следующий врач располагался в соседнем городе. Надо заметить, это был не аналог какой-нибудь российской деревни – в нашем городке проживало около 30 тысяч жителей, в соседнем – 50. И там было аж два детских врача, а в нашем – одна, та самая «опытнейшая».
Ездить в соседний городок мне приходилось на автобусе с коляской. Минут сорок. Ничего страшного конечно, но надо учесть следующие моменты:
— Речь идет об обычном «участковом» (в Германии – «домашнем») педиатре, а дети болеют часто.
— Когда ребенок температурил, врач на дом тоже не приходил. Как? Если врач один на десятки тысяч детей, он только успевает вести прием с утра до вечера – а уж ездить на дом просто нереально. Наверное, в каких-то исключительных случаях – нетранспортабельный больной и т.д.  врачи приходят, но просто с температурой, поносом, сыпью, любыми травмами – пожалуйте своим ходом. У большинства есть машины, но машина нужна работающему члену семьи (обычно мужу), а не работающий (обычно жена) обходится автобусами. Инфекционные пациенты сидят в одной комнате с другими. Ребенка с температурой, головной болью, рвотой надо везти на обычном автобусе, где ему крайне удобно, а окружающие безумно счастливы наблюдать эту картину.
Вызывать «Скорую» к температурящему ребенку? Да вы с ума сошли. Ни одна «Скорая» не поедет. Все своим ходом. (Вот на судороги они приехали, но и то потому, наверное, что бабушка в ужасе закричала в трубку «ребенок не дышит!»)

Наш сынок температурил по два раза в месяц, плюс стала развиваться астма и страшнейший нейродермит по всему телу. Правда, от нейродермита врачи продолжали выписывать мазь. Эту мазь готовили в аптеке, прочитать ее состав было невозможно, но я предполагала, конечно, что эта мазь содержит кортизон – она просто прекрасно помогала. Замечательно. Разумеется, опять же, я была в курсе, что такие мази долго употреблять нельзя. Но кто знает? Может, в Немецкой Медицине уже доказано, что можно. Опять наивная вера.
Интересно, что хотя астма и нейродермит обычно имеют аллергическую природу, никто даже не поинтересовался, а что ребенок кушает, есть ли дома аллергены…

А чо, мазь назначили – и вперед, помогает же.
Я старалась не давать облигатных аллергенов, но раз нас не стремятся обследовать – то может быть, это и не так важно? Может, я не в курсе современных достижений немецкой науки?

И вот в один прекрасный день мазь закончилась, а врач как раз был в отпуске. Ребенок быстро покрылся жуткими язвами и стал чесаться. У мужа было время, и он повез нас на машине ко второму врачу (богатейший выбор специалистов, да).
Этот второй врач сначала почему-то долго расспрашивал, что у нас за семья такая, где мы работаем, как устроены, что мы вообще за люди такие, что прям вот ребенка завели. Вогнал, в общем, в чувство вины, потому что устроены мы, конечно, не были. Потом я раздела ребенка. Врач кинул на него взгляд ИЗДАЛИ, вышел в коридор и крикнул:
— Идите все сюда!
Все его помощницы и практикантки собрались в кабинете. Они стояли в некотором отдалении от нас. Врач указал на нас перстом (я держала ребенка на руках спинкой вверх, и на спинке были видны нейродермитные язвы) и поучительно заявил:
— Вот так выглядит ЧЕСОТКА!
Ну понятно, мы же мигранты из дикой страны, что может быть у нашего ребенка, как не чесотка?
(о чесотке я потом расскажу другие занимательные истории).

Нас положили в больницу. Там, конечно, сказали, что никакой чесотки нет, а есть нейродермит. И вот в больнице нас наконец вообще как-то полечили. Например, взяли аллергические пробы и обнаружили… что у ребенка аллергия на МОЛОКО. Которое он и пил литрами все эти месяцы.
То есть по идее, и на второго врача (не того, который «чесотка» – он-то не виноват, хоть и идиот, а того, что месяцами выписывал нам гормональную мазь) можно было подать в суд. Но конечно, и это нам не пришло в голову.

Вообще у меня есть чувство вины, именно потому, что я все это время понимала, что вот с точки зрения моих знаний — врачи делали многое неправильно. Но не изменила ситуацию, не стала искать других врачей или настаивать на чем-то. Почему так произошло? По одной лишь причине: абсолютно слепого доверия, веры в Немецкую Медицину, и что Немецкие Врачи, такие суперквалифицированные, не могут же лечить ребенка неправильно! У них же одноразовые системы и баттерфляй, у них УЗИ в каждом кабинете. Вообще там многое устроено по-другому — например, в больницах не соблюдаются правила гигиены, посетители даже не переодеваются и могут находиться в палате в любое время дня и ночи. Так может быть, и с аллергией нам рассказывали какую-то ерунду? Вот так я была настроена, и к сожалению, поэтому не смогла настоять на адекватной помощи своему ребенку.